Архиепископ Кирилл (Поспелов)
Протоиерей Владимир Тимаков, почетный настоятель храма преподобных Зосимы и Савватия Соловецких в Гольянове продолжает свои воспоминания об архиепископе Кирилле (Поспелове), о том времени, когда Церковь Русская была в безбожных узах, о приезде в Москву митрополита Гор Ливанских Илии (Карама).
– Отец Владимир, вы рассказали, как новоизбранный патриарх Сергий вызвал политически ненадежного – по сути политзаключенного – протоиерея Поспелова из Актюбинска в Москву и хиротонисал его в епископа. А ведь шла война… Удивительное дело!
– А вспомним-ка, что, например, в 1937 году на свободе оставалось только четыре епископа, и все они были в Москве. Конечно, со временем список этот несколько расширился: их стало несколько больше. Кстати говоря, сам протоиерей Поспелов, будучи еще в заключении, нашел в этом списке епископа Андрея, того самого, что помог ему…
«Изволь ей сделать перевод»
– Давайте вернемся к тому времени, когда владыка Кирилл взял вас к себе в иподиаконы. Что вспоминается вам?
– Водворившись в Пензе, когда я уже почти привык к своим обязанностям иподиакона владыки, как-то однажды вижу в его адрес письмо. (А мне он предварительно уже рассказывал о той неблагодарной особе, которая буквально убила его возмутительным письмом в период его работы «ночным конюхом».) Итак, теперь она написала ему новое письмо из Саратова, в котором слезно каялась: дескать, непонятно, в каком она была тогда состоянии, что смогла написать такое возмутительное по своему содержанию письмо, и теперь просит прощения…
Владыка мне дает тысячу рублей, пишет адрес и говорит: «Изволь ей сделать перевод».
Я, конечно, всего лишь мальчишка «от сохи», но, памятуя все бывшее, просто был вне себя: что у меня внутри тогда творилось, я не могу передать!.. Мне было бы намного легче эти деньги изорвать в клочки и выбросить, а владыка принуждал меня к послушанию. И я все-таки сделал ей этот перевод.
Потом она прислала новое письмо: «раздавлена Вашими милостями» и пр., но архиерей больше уже ей не отвечал.
Назад, к месту заключения
Архиепископ Кирилл (Поспелов)
– А дальше вспоминается смерть патриарха Сергия (Страгородского), после чего местоблюстителем Патриаршего престола становится митрополит Алексий (Симанский). И только лишь приступив к своим обязанностям Патриарха Московского и всея Руси, он переводит епископа Кирилла (Поспелова) из Пензы в Ташкент: делает его правящим архиереем Ташкентской и Среднеазиатской епархии.
Владыка даже сначала немного расстроился: «Где я отбывал свой срок заключения в лагере, туда меня и назначают!» И действительно, местом его заключения была местность по направлению из Джамбула к Алма-Ате: когда мы ехали с ним по этой дороге на машине, то на горизонте (он мне показал) виднелась территория с бараками, огороженная колючей проволокой. Ни единого деревца, ничего!.. И вот в этом лагере он провел десять лет!..
Когда мы очутились в Ташкенте, владыка развернул там бурную деятельность, в том числе и патриотическую. Разъезжал очень много по разным городам и делал сборы в пользу наших воинов.
Вот какой была реакция православного человека на все те прещения, которые ему устроило государство! Ведь он прекрасно понимал, что не заслужил их ни в коей мере, наоборот!.. И в то же время не испытывал ни малейшей неприязни ни к кому, кто был причастен к его страданиям, продолжая служить и Церкви, и Родине верой и правдой.
Молитва до рассвета
– А каким был владыка Кирилл в обыденной жизни? Как строился его день?
– Пребывая с владыкой постоянно рядом, я имел возможность наблюдать его жизнь. А жизнь его была чрезвычайно строгой: он не позволял себе лично буквально ничего.
Пищу я не готовил, но в числе моих обязанностей, например, было накрывать на стол, готовить все для трапезы (все припасы тоже были в моих руках).
И уж если я распоряжусь подать на стол что-то из того, что владыке особенно захотелось попробовать, он обычно посмотрит на это и скажет: «Убери!» Как бы испытывая неудобство от того, что вот он почувствовал некое вожделение к этой пище или к этому продукту. Посмотрит внимательно и скажет: «Убери!», и мне тогда приходилось убирать. Сам, конечно, тоже ничего не попробуешь, уберешь, да и все!..
Вот еще что. Вечернее и утреннее правило для владыки вычитывал я, а правила эти у архиерея очень большие. А надо сказать, что я по складу своему больше принадлежу к «жаворонкам», чем к «совам». Вставал я рано, но вечерами – просто закрываются глаза, да и все, и поделать ничего с этим нельзя. И хотя это была для меня мука мученская, я все равно вычитывал правила (большие правила!), потом владыка меня благословлял, я готовил ему постель, а он оставался на молитву.
Ноги у него были очень больные, но он всегда оставался еще на молитву! И фактически всякий раз, как я ни проснусь, вижу: он еще стоит перед иконами и молится… Почти что до рассвета!
Потом, перед рассветом, ляжет, поспит немного, а потом снова: приемы, дела канцелярские и епархиальные, прием народа безостановочно…
Пообедаем мы с ним – и тут уж он позволял себе отдохнуть немного. Потом вечер – снова приемы и т.д. Но всю эту школу я прошел.
Владыка был чрезвычайно милостив, но и принципиально строг. Вспоминаю я такой случай – смешно сейчас кажется, но все-таки достойно удивления. Так вот. Я уже к тому времени выходил в молодые люди и, разумеется, одет был с иголочки. У меня были свои почитатели, которые находили для меня портных. Был у меня и костюмчик, и галстучек, и к знакомым девушкам на свидание я ходил в костюмчике и в галстучке – и это в Ташкенте, где просто немыслимо было так одеваться в этакую жару! Но я был вот таким пижоном…
Заметив это, владыка говорит мне: «Ага, значит, на свидание к девушкам ты выходишь одетым, как лондонский денди! А на молитву становишься в рубашечке? Изволь же одеться точно так же, по форме, и тогда уже становись на молитву!»
«Что делать с Брицким?»
Святитель Лука (Войно-Ясенецкий)
– Кого еще из подвижников XX века сподобил Господь увидеть?
– Будучи рядом с владыкой Кириллом, я видел своими глазами нескольких сейчас уже прославленных святых. Один из них – это епископ Лука (Войно-Ясенецкий).
Дело было не в Ташкенте, а в Москве: на Предсоборном совещании по поводу предстоящего избрания Святейшего Патриарха (сначала было Предсоборное совещание, а потом уже Собор). И вот, на этом совещании к владыке Кириллу (Поспелову) вдруг подходит архиепископ Лука (Войно-Ясенецкий). Оказывается, фактически он начинал свою деятельность профессором в Ташкенте, а потом уже стал священником и архиереем. И всю подноготную Ташкента он знал, конечно, великолепно. И зная все это, он коснулся тут одного «нарыва».
Советская власть в те времена, конечно, ни за что не позволяла, чтобы вообще без какого бы то ни было контроля с ее стороны оставался какой-либо храм. Методы и люди при этом были совершенно разными.
Например, в Пензе был у нас диакон (которого там посвятили) вообще чистый дурачок, да и внешне даже – некое посмешище, урод уродом. А потом оказалось, что он являлся осведомителем. В Ташкенте подобным осведомителем, уже всем известным, был некий протоиерей Брицкий, от которого страшно пострадал и сам владыка Лука (Войно-Ясенецкий). От него много страданий восприняли там и митрополит Арсений (Стадницкий), и митрополит Никандр (был еще такой там владыка, служил в одном маленьком храме).
Тут же, в Ташкенте, была на кладбище небольшая часовенка – выглядела она как небольшой храмик. Но алтаря в ней не было. И расположена была эта часовня очень выгодно: к ней вела широченная аллея, метров четыреста длиной, начинаясь прямо от ворот ограды.
Сама часовня имела паперть ступеней в 10–12. Но очень было удобно устроено: кафедра архиерейская – на улице, над ней был сделан навес, а вся служба проходила на паперти – это был как бы своеобразный амвон, собственно же внутренность часовни служила алтарем.
Но зато уж на Пасху вся площадь, все пространство вокруг превращалось в сплошные огни! Молящиеся стояли в Пасхальную ночь со свечами, так что повсюду было море огней!..
Владыка Кирилл узнал, что в этой-то часовне служит протоиерей Брицкий. Но пусть теперь он и знал, кем тот был на самом деле, сделать все равно ничего нельзя! Если даже что-то и попытаться сделать, тебя сразу же возьмут! И главное – никакого проку все равно от этого не будет…
И вот подходит к моему архиерею владыка Лука (Войно-Ясенецкий) и говорит ему: «Ваше Преосвященство, скажите вы мне, как вы можете служить святую Литургию, имея сослужащим протоиерея Брицкого? Вы осведомлены о том, кто он такой?!» Этот разговор происходил как раз при мне, так что я точно помню, как епископ Кирилл прямо так разворачивается и говорит: «Ваше Высокопреосвященство! Пожалуйста, я выполню все ваши рекомендации, только скажите мне: что я должен сделать?!» И владыка Лука просто как-то растерялся сразу…
Потому что сказать: «Уберите его!» – и архиерей сразу же отправится по этапу, но проку-то от этого никакого не будет! И владыка Лука (Войно-Ясенецкий) хорошо это понимал. И ничего он не смог тогда придумать. Но ведь подошел, сказал: как огненный пророк!..
К тому времени владыка Лука и сам очень много пострадал. Он страшно вообще страдал от светской власти, но эту встречу я вспоминаю особенно, потому что она была чрезвычайно достойной.
И когда мой владыка вот так ему ответил, тот на какое-то время задумался, а потом и говорит: «Ну вот что. Пойдем вместе к местоблюстителю и спросим у него совета!»
И они отправились вместе к местоблюстителю (тогда им был митрополит Алексий (Симанский)), тот их принял, все выслушал и показал им на шкаф. Несколько полок этого шкафа содержали в себе одни лишь только жалобы на протоиерея Брицкого. «Вот вам сплошные досье на него, – сказал митрополит Алексий, – но что я вам рекомендую сделать: подождем до избрания патриарха. Когда будет избран патриарх, я вместе с вами пойду к нему, и мы будем там думать вместе о том, что нам делать с Брицким!»
Дождались избрания, а избрали патриархом его же – митрополита Алексия (Симанского), и они вновь к нему отправились, уже как к патриарху.
Пришли к нему, напомнили, потом рассудили и решили: чтобы епископ Кирилл ехал на кафедру и ожидал от патриарха директив.
И мы действительно со временем получили от патриарха директиву, которая требовала убрать Брицкого… Правда, сразу же после этого владыку Кирилла перевели на другую кафедру, и владыка смог только лишить его настоятельства. После этого мы вскоре должны были уезжать в отпуск: перевели нас – и сразу в отпуск.
Обычно мы ездили в отпуск в Пензу напрямую, но тут отправились самым длинным путем: через Москву. Так произошло потому, что сначала владыка Кирилл должен был нанести визит патриарху, а лишь после этого ехать в Пензу.
И когда он явился к патриарху, тот объявил, что переводит его на Ивановскую кафедру, а чтобы в Ташкент (даже за своими вещами) он ни в коем случае не ездил! Я сам лично ездил туда за его вещами, а он больше там даже не показывался. По-видимому, его просто взяли бы там, да и все! И концов бы не нашли…
Митрополит Илия (Карам)
Митрополит Илия (Карам)
– Встречи у меня в то время случались просто изумительные. Прежде всего хотелось бы рассказать о том, как я видел митрополита Гор Ливанских Илию (Карама).
– Как раз хотел спросить вас об этой удивительной личности. Ведь сегодня существует множество людей, которые считают владыку Илию чуть ли не мифом…
– Не знаю, почему это так. Видимо, какие-то «исподние» силы хотят полностью изгладить его из людской памяти. Я бы даже назвал эти силы демоническими. Что касается меня, я его встречал: видел своими глазами и слышал своими ушами.
Хотелось бы еще отметить, что некоторые сегодня говорят о том, что владыка Илия приезжал в Россию с тем, чтобы чуть ли не «побираться», но это настоящая хула! Я своей честью свидетельствую вам, что этого не было, и хочу рассказать, как я увидел владыку впервые.
1947 год. Это год моего поступления в семинарию. Семинария располагалась тогда в Новодевичьем монастыре. И хотя Лавра к тому моменту была уже открыта, семинарии там пока не было. Там только пока еще готовили помещения корпуса, в котором некогда располагались Екатерининские чертоги. А студенты занимались в Новодевичьем монастыре.
И вот, в 1947 году произошло некоторое «потепление». Конечно, оно было относительное, но все-таки… Не знаю, от нас «выпускали» ли кого-то, но стали «впускать» людей с 1947 года в СССР, через этот «железный кордон». И одним из первых, кто преодолел его, был митрополит Гор Ливанских Илия (Карам).
Я знал раньше еще по истории: кто бы ни приезжал с Востока, обычно – только «побираться». Только! А вот он приехал совсем с противоположной миссией.
Он страшно любил Россию (любил – я об этом свидетельствую) и ужасно переживал – как личную трагедию, – что войска Гитлера в 1941 году прямо-таки подступили к Москве. И почему-то он связывал это с окончательным падением Православия. И усердно молился о России пред Казанской иконой Божией Матери. И услышал он голос от иконы, который ему сказал: «Россия будет спасена!»
О том, что такой голос может быть от иконы, я могу сам засвидетельствовать. Но был и митрополиту Илии такой голос, и он тогда уже успокоился и продолжал молиться.
И вот, когда Россия восторжествовала победой в Великой Отечественной войне и когда открыли эти кордоны, он первый приехал сюда с дарами!
Эти дары предназначались для иконы Божией Матери Казанской.
И тут получилось, в общем-то, замешательство полное: он приехал к Казанской, она – здесь, в Питере, а как ему передать эти дары, когда она по сути находится в атеистическом музее (ведь Казанский собор в Петербурге был превращен в музей). Как это сделать?!
И вот тут Патриархия пережила несколько неприятных моментов, ища ответа на этот вопрос, – ведь всего-то нельзя было рассказывать и все объяснить! Как тут выкручивались и что говорили владыке, я просто не знаю!
– А почему именно этот образ владыка Илия избрал для принесения даров?
– Потому что это был подлинник, который был явлен в Казани. А в Москве была иконочка – список с того самого образа, вставленный в иконостас одного из храмов. И велись переговоры несколько дней: искали какого-то компромисса. Прямо, наверное, не могли владыке сказать всю правду, но открыли, что существует такой список – чтимый прославленный список. И митрополит Илия оставил свои дары у этого образа, который тогда находился в Елоховском соборе.
И тогда же (я присутствовал там) владыка совершал Литургию в Трапезном храме Новодевичьего монастыря. Главный собор там тоже тогда был музеем, а Трапезный открыт для богослужения. И там владыка произнес свое огненное слово!..
– Владыка Илия – араб. Он по-арабски говорил?
– Он говорил по-русски! Великолепнейшим образом говорил! Я вам свидетельствую об этом, потому что сам слушал эту проповедь: по-арабски я ничего бы не понял!
Для меня вообще всегда проповедь в храме была очень важна. Дело в том, что мой архиерей, хотя и не был «огненным Златоустом», но говорил проповедь от души, что помогало воздействовать на сердца молящихся.
А вообще-то, кто бы проповедь ни произносил, почти что ко всему, что я выслушивал, не мог ничего ни добавить, ни что-то покритиковать… но лишь четко для себя знал: таким образом о Боге говорить нельзя! Вот это убеждение у меня было просто удивительное: ну нельзя о Боге говорить так!.. Лучше ты не говори вообще, но «плести плетень» из слов – это будет не проповедь, а вред, и только!
А здесь – я услышал пророка. Настоящее огненное слово! Если бы вам удалось это записать на магнитофон, это было бы нечто потрясающее, это было бы настоящей сенсацией!
Он говорил, сотрясая воздух! Нельзя было оторваться от его слова, ты слушал просто завороженно! Он говорил не просто красиво, а пронизывал всех и вся!
Пересказать-то его слово вроде бы и просто: суть в том, что он молился перед иконой Божией Матери Казанской. Но как он об этом рассказал: как он молился перед ней! Все затихло в храме, никто почти не дышал! Была мертвая тишина!..
Он слезно молился Богородице: «Русь погибает! Спаси!!!» Он просто кричал Богородице: «Спаси!» И услышал голос от иконы: «Россия будет спасена!» И вот, она спасена, и он приехал с дарами, чтобы их возложить к иконе Казанской…
Ни единого архиерея не приезжало больше, чтобы привезти дары, – из России обычно только вывозили приношения. А сейчас про владыку Илию говорят, что он тоже приезжал «за дарами»!..
Я не знаю, что это за силы, которые хотят его компрометировать или очернить, но навредить его памяти они не могут: он действительно был изумительным человеком, настоящим пророком. До сих пор я уверен, что проповедовать можно только так: если бы вы его услышали, вы опытно познали бы, что есть другой мир!
– Мне достаточно даже вашего рассказа, отец Владимир: я вижу, как вы это говорите!..
– Я просто это пережил! Мне-то нечего было «перерождаться», я жил рядом со своим архиереем, я знал, как он живет! Но еще я знал и это: «вот так только, Господи, можно говорить с церковного амвона!», «вот так можно потрясать людские сердца!» И уверен, что святые апостолы только так и потрясали сердца верных, только так и перерождали их.
Если они говорили о Христе, то они говорили: «Вот Он!» Они Его так ощущали – и так передавали свое ощущение Бога.
Так и владыка Илия (Карам) передавал присутствие Божией Матери, которое он опытно ощутил в своей жизни.
Поэтому не могу я выдерживать такой хулы, которая сейчас порой высказывается в отношении митрополита Гор Ливанских Илии: так, как он проповедовал, может проповедовать только пророк или уже святой!
С протоиереем Владимиром Тимаковым
беседовал Николай Бульчук
9 ноября 2018
Православие.Ru http://www.pravoslavie.ru/117109.html